1. О применении исторической информации
2. Источники исторических данных
3. Что могут рассказать исторические источники о лососях?
4. История организации промысла атлантического лосося и отношений собственности
5. Заключение

Лосось — рыба для человека особенная. Это связано как с его исключительными пищевыми качествами, так и с относительной легкостью промысла на путях миграций и местах нереста. Используя для нагула богатые ресурсы океана, лосось накапливает много энергии, необходимой ему для созревания икры и для совершения далеких миграций к местам нереста в реках — там, где икра и молодь развиваются и растут в относительной безопасности. Для запасания энергии лососям служит жир. Жирное и вкусное мясо лососей очень высоко ценится человеком. Рыбы, приходящие в реку на нерест, всегда были желанной и относительно легкой добычей людей.

Значение лососей в истории разных народов очень высоко и разнообразно. Главным образом, это связано с тем, что лососи становились важнейшим ресурсом там, где другие пищевые ресурсы были достаточно скудны. Это помогало освоению человеком обширных северных территорий. В первую очередь это относится к северной части Тихого океана (и к азиатской, и к американской части), а также к территории Русского Севера, охватывающую бассейны Белого и Баренцева морей.

Важность лосося для сохранения культуры местного населения очевидна. Как провозгласила одна из инициативных групп по сохранению лосося на Камчатке: «Судьба языка и лосося — судьба народа». На Европейском Севере России атлантического лосося — семгу — называли «семгой-матушкой» и часто просто «Рыбой» — с большой буквы, настолько важную роль она играла в местных промыслах, культуре, географическом расселении русских поморов, заселявших этот край с XIII в.

В связи с важностью лосося в хозяйственной жизни людей история промысла лосося документирована на территории нашей страны лучше истории любого другого рыбного промысла. На Русском Севере, с его высоким развитием письменной культуры, сведения об этом содержатся в записях о результатах промысла и продажи рыбы, сохранившихся в первую очередь в архивах северных монастырей, для которых промысел лосося имел первостепенное значение. А также в налоговых и таможенных документах, региональной статистике, которая начала здесь собираться и публиковаться с 1880-х годов. И, наконец, в промысловых дневниках отдельных хозяйств и артелей.

Кроме письменных источников, история промысла и традиционные промысловые знания отражаются в культуре местного населения: фольклоре, предметах прикладного искусства. Для тихоокеанского региона, где письменных источников крайне мало, такие свидетельства, связанные с культурой малочисленных коренных народов, являются основными.

Фото Алексея Дудкина

Историческая информация о лососях и их промысле очень обширна, ее необходимо эффективно использовать, когда планируется какое-либо хозяйственное освоение лососевых рек. Наличие исторических памятников или записанных в документах исторических мест лова может быть очень важно и как дополнительный стимул для привлечения туристов. На многих реках наряду со спортивным рыболовством при участии местных жителей и на основе консультаций с профессиональными историками и краеведами может быть организован экологический и этнографический туризм. Кроме того, анализ истории природопользования является также важной частью составления описания района, предназначенного для создания особо охраняемой природной территории.

О применении исторической информации

Какая же историческая информация может быть доступна и каким образом она может стать полезной, когда мы говорим о современном использовании лососевых рек?

Во-первых, это данные о численности и динамике популяций лососей данной реки. В большинстве случаев современные научные данные о популяциях лосося имеются лишь за последние 50–70 лет, то есть за то время, когда лососевые реки уже испытали на себе разнообразный антропогенный пресс, в первую очередь связанный с промыслом. Большое влияние на лосося в последние десятилетия оказали и различные химические загрязнения в результате промышленных и бытовых стоков, разрушение необходимых для лосося местообитаний, в первую очередь связанных с нерестом и нагулом молоди, различные плотины и т. д. Обращение к историческим данным может позволить хотя бы приблизительно оценить максимальную природную емкость реки, а также понять, какие факторы оказывают наибольшее влияние на динамику популяций лосося.

Во-вторых, это исторические сведения о том, как ловить лососей: где именно, в какие сезоны, с использовании каких орудий. Они формировались в течение многих столетий применительно к данной реке, в те времена, когда промысел лосося был жизненно важным. Далеко не всегда современные научные знания могут обеспечить подобную точность и детальность. Известно, например, что лососевые ловушки, такие как заборы, в течение столетий ставили на одних и тех же местах, принимая во внимание особенности миграций лосося, зависящих от рельефа дна реки и течений, и экономическую эффективность. Такого рода знания могут оказаться полезными и при организации спортивного рыболовства.

В третьих, данные об истории организации лососевого промысла. Они важны с точки зрения поиска оптимальных моделей управления ресурсом, тем более что в последние десятилетия в нашей стране произошли огромные политические и экономические изменения, в связи с чем модели, которые использовались в советское время, сейчас неприменимы.

В-четвертых, необходимо знать то, каким образом происходило управление лососевыми ресурсами в относительно недавнем прошлом, т. е. какой опыт управления имеют люди, которые в настоящее время живут по берегам лососевых рек. Ведь с ними так или иначе необходимо находить общий язык, а зная их историю, это делать проще. Район может быть важен с культурно-исторической точки зрения, здесь могут находиться исторические и религиозные памятники, являющиеся важными элементами культурного наследия того или иного народа. Знание всего этого важно и для того, чтобы избежать столкновения интересов с традиционными пользователями реки.

Вот наиболее важные вопросы, которые должны рассматриваться с той или иной степенью полноты, зависящей от истории конкретного района, при организации любительского лососевого рыболовства. В настоящей статье мы не ставим задачу полно осветить каждый из них, а лишь наметить основные подходы и проиллюстрировать их.

Источники исторических данных

Фото Алексея Дудкина

Исторические данные хранятся в центральных и региональных архивах. Для их поисков и обработки лучше всего обращаться к профессиональным историкам. Кроме архивных материалов, могут быть и другие источники: старые газеты, научные и административные отчеты, промысловые дневники, сохранившиеся у местных жителей. Много полезного находится в местных музеях и в краеведческой литературе: здесь можно найти описания того, какими орудиями лова и где велся промысел, модели таких орудий. Многое об истории промысла может рассказать анализ местных названий — топонимика. Для получения сведений о традиционных способах природопользования необходимо общение с организациями малочисленных народов и краеведческими обществами. Получение таких данных для конкретной реки требует труда и некоторых затрат, которые несомненно при желании окупятся, так как позволят более рационально организовать использование лососевых богатств, не нарушая прав коренных жителей, сохраняя культурно-историческое наследие и привлекая в район промысла наибольшее число туристов.

Источники исторических данных

Исторические данные довольно часто цитируются в ихтиологической литературе. Чаще всего это делается для того, чтобы продемонстрировать, как много рыбы было раньше и как мало ее стало теперь. Например, сильно впечатляют широко известные слова первого исследователя Камчатки С. П. Крашенинникова о нерестовом ходе камчатского лосося в середине XVIII в.: «Все рыбы на Камчатке идут летом из моря в реки такими многочисленными рунами, что реки от того прибывают и, выступая из берегов, текут до самого вечера, пока перестанет рыба входить в их устья». На Севере лосося никогда не было так много, и все же в литературе часто цитировались сведения шведского дипломата И. Кильбургера об огромных уловах семги в р. Коль в конце XVII в., размеры которых поражали воображение ученых даже в начале XX в. Эти сведения многократно цитируются в научной и популярной литературе.

Наши исследования сведений о численности популяций семги бассейнов Белого и Баренцева морей в XVII—XVIII вв. показали, что ее количество в этот давний период незначительно отличалось от конца XIX в., когда появилась промысловая статистика (см. рисунок) (Lajus et al., 2007). Таким образом, скорее всего представления о сказочных богатствах Русского Севера в старое время и огромных уловах лососей являются мифом. И очень важным выводом из этого исследования является то, что для оценки численности «естественной» популяции могут использоваться статистические данные, собранные в конце XIX — начале XX в., когда они уже собирались достаточно широко, во всяком случае для Русского Севера. До XX в. орудия лова, видимо, были недостаточно эффективны, чтобы снизить численность популяций лосося до критического уровня. Только в XX в. строительство электростанций на северных реках, лесная
промышленность и еще более интенсивный промысел привели практически к полному исчезновению одних популяций семги и значительному обеднению других.

Рисунок. Уловы семги в разные периоды в некоторых реках Русского Севера: Онега (а), Варзуга (б), Выг (в), Западный Мурман (г). Данные XVII–XVIII вв. — результат наших исторических исследований (Lajus et al., 2007), а за период 1875–1915 гг. — официальные данные Архангельского статистического комитета

Работы по истории промысла семги позволили яснее понять, какие факторы влияют на популяции этого вида. В XVII—XVIII вв. еще не было целлюлозно-бумажных и химических заводов, гидроэлектростанций и еще только-только начинала развиваться лесная промышленность с лесосплавом. И промысел, о чем говорилось выше, также не очень значительно влиял на численность популяций семги. Поэтому данные о том, что численность популяций возрастала в более теплые периоды и снижалась в более холодные, говорят именно о влиянии температуры, а не каких-либо других факторов (Lajus et al., 2005).

Эти результаты могут помочь при прогнозировании динамики численности и разработке стратегии охраны семги в наблюдающийся в настоящее время период глобального потепления. Хотя проблемы изменения климата сейчас обсуждаются очень активно, возможно, что роль влияния таких изменений на рыболовство, и в частности на промысел лососей, не осознается еще в полной мере. Огромные средства вкладывались и до сих пор вкладываются в США в восстановление некогда многочисленных популяций атлантического лосося на востоке страны (в основном штаты Нью-Хемпшир и Мэн) и тихоокеанского — на юго-западе (штаты Калифорния и Орегон). Однако эффективность этих вложений оказывается минимальной. Ученые все больше склоняются к тому, что это объясняется прежде всего потеплением климата. Возможно, даже при возвращении экосистемы в первоначальное состояние лососи на юге своего ареала, по крайней мере в таком же количестве, как раньше, жить уже не смогут.

В то же время наиболее вероятно, что именно потеплением объясняется современное увеличение численности тихоокеанского лосося на севере ареала — уловы российского лосося, и в частности камчатского, растут, и их доля в мировом вылове также увеличивается. И именно увеличение численности, связанное с улучшением условий откорма и повышением выживаемости в океане, позволяет популяциям выдерживать сильный пресс браконьерства. Кто знает, что было бы сейчас с нашим дальневосточным лососем, если бы условия в океане были бы такими же, как тридцать лет назад. Может быть, в свете предстоящего дальнейшего потепления имеет смысл больше обращать внимание на побережье Берингова моря к северу от Камчатки — как на район, потенциально богатый лососем. Стоит ожидать и увеличения численности популяций атлантического лосося на севере, как это уже было в относительно теплые периоды раньше. Таким образом, проблема влияния климата имеет огромное значение для понимания изменений в лососевых популяциях, а для ее изучения важнейшее значение играют исторические данные.

История организации промысла атлантического лосося и отношений собственности

Освоение Русского Севера началось в XIII в. Славяне не застали в этом районе какой-либо государственности, а значит, и правовой системы, в том числе касающейся прав собственности на природные ресурсы, включая рыбную ловлю. Система собственности складывалась постепенно, и в исторических источниках, доступных современным ученым, зафиксирована ситуация, возникшая в результате сложного процесса адаптации традиций крестьянского землевладения к потребностям феодального государства. Русские поселенцы, появившиеся в Беломорском регионе, должны были выработать соответствующие приемы ведения хозяйства, которые позволили бы им сохранить традиционный для русских образ жизни в природных условиях, не позволяющих вести широкомасштабное сельское хозяйство. Наиболее очевидным ресурсом стала рыба, в изобилии водившаяся в Белом море и впадающих в него реках, и в первую очередь — атлантический лосось, семга. Высокая ценность этой рыбы позволяла в обмен на нее приобретать на рынке хлеб, железо и прочие необходимые товары, а также платить подати. Таким образом, вопрос о собственности на лососевые промысловые угодья приобретал особое значение для местных жителей.

Источники, обнаруженные в архивах, можно разделить по происхождению на государственные и монастырские, а по содержанию — на несколько групп в зависимости от того, какого рода информация в них содержится.

К первой группе можно отнести источники, раскрывающие техническую и организационную сторону промысла. В монастырских документах можно обнаружить описания семужных тоней и заборов, их оборудования, орудий, использовавшихся при лове семги, а также сведения о привлечении на промыслы рабочей силы, расчете с промышленниками и т. д. К этой группе документов примыкают источники, касающиеся подсчета и распределения улова. Зачастую именно в этих источниках содержатся интересующие нас сведения о правах на те или иные места промысла. В источниках третьей группы содержатся сведения о налогообложении семужных промыслов. Эти документы происходят как из государственных органов, так и из монастырей и могут быть использованы для получения представления о системе льгот для привилегированных собственников рыбных промыслов. Наконец, источники четвертой группы включают информацию о рыночном обороте семги — весьма ценного товара (Lajus et. al., 2001).

Традиционная организация промысла семги

Первоначально семгу ловили в реках, куда она заходит на нерест, и только позже появился промысел в открытом море, на который не распространяется традиционная система собственности. В целом можно выделить два основных способа промысла семги, традиционных для Русского Севера, — лов рыбы в заборах или заколах, а также промысел на тонях. Каждый из этих способов предполагал свои нормы, регулировавшие права собственности.

Забором или заколом именуется конструкция, полностью или частично перегораживающая русло реки. В заборе делаются отверстия, в которые вставляются ловушки для семги. Рыба, идущая на нерест, поднимается вверх по течению и в поисках прохода попадает в ловушки, откуда не может выйти. В источниках заборы упоминаются часто как традиционный способ промысла. По-видимому, они на протяжении долгого времени, возможно столетий, ставились на одном и том же месте каждый год. Так, мы можем назвать Чеботский забор на р. Выг, Подужемский забор на р. Кемь, Порожский забор на р. Онега и др. На крупных реках с большой популяцией семги имело место сооружение целых систем заборов и заколов.

Доходы от улова на заборе распределялись в общине подушно. На р. Кемь право на постановку всех заборов сдавалось в аренду. В начале XX вв. заборы сдавались местному богатому крестьянину, фактически представлявшему Товарищество лесопиленных заводов, а он, в свою очередь, сдавал заборы крестьянам (Якобсон, 1913).

Кроме заборов семгу ловили также при помощи ставных и плавных сетей. Ставные сети (гарвы) по принципу действия отчасти напоминают заборы. Они ставились с таким расчетом, чтобы преградить рыбе путь на нерест и привести ее в ловушку. Гарвы достигают очень значительных размеров и их постановка, так же как и строительство заборов, требует значительных усилий. Наиболее доступным для мелких хозяйств был способ ловли семги поездами, то есть плавными сетями. Он требовал участия всего четырех человек на двух лодках, между которыми поднималась и опускалась сеть, при удаче зачерпывавшая идущую на нерест семгу. Как правило, способы промысла применялись комбинированно. Ядром промыслового района служил забор, а при нем разворачивалась иная рыболовная инфраструктура, включающая места постановки гарв и поездования. Очевидно, что места ловли не выбирались случайно, а определялись исходя из знания природы родных для рыбаков мест.

В результате многолетней промысловой деятельности поморов были определены наиболее уловистые и удобные для промысла места, получившие наименование тони. Тони могли быть и речными, и морскими. Каждая тоня была оборудована для проживания промышленников, хранения рыболовных снастей, а также заготовки улова. Как правило, в пределах расположенных далеко от места жительства рыбаков тоней находилась одна или несколько избушек, в которых рыбаки проводили рыболовный сезон. Именно тони были основным местом промысла и служили основной единицей собственности при распределении промысловых угодий среди владельцев.

Отношения собственности при традиционном промысле семги

Высшим собственником всех угодий России считалась государственная власть, персонифицированная в лице царя. Все прочие собственники (их можно назвать непосредственными владельцами) являлись таковыми постольку, поскольку их права были пожалованы и признаны государственной властью. Право собственности на воды традиционно было неотделимо от права собственности на землю. С древнейших времен именно владелец берега и являлся владельцем вод, и собственность на рыбные ловли являлась, строго говоря, собственностью на прибрежные участки земли, на которых и располагались тони. С развитием правовых и имущественных отношений возникает и иная форма собственности на рыбные ловли — собственность на улов или его долю.

Общинная собственность

Старейшими на Севере непосредственными владельцами угодий, включающих семужные ловы, следует признать крестьянские общины. Община распоряжалась водами, расположенными в пределах границ волости или селения. Белое море считалось общедоступным для лова, однако и его воды, расположенные между мысами, община считала своей собственностью. Несколько позже появляются монастыри, которые в отсутствие на Севере светских феодалов становятся основными представителями господствующего класса в регионе и также входят в число непосредственных владельцев природных ресурсов (История крестьянства…, 1990).

Община поморских крестьян вела свое происхождение от древнерусской общины-верви и к XVI в. сохранила многие архаические черты, включая систему общинной собственности на угодья. В то же время каждый из членов общины обладал значительной хозяйственной самостоятельностью при распоряжении своей долей общинных владений, включая и возможность продажи и полного отчуждения. Сказанное в полной мере относится и к рыбной ловле.

Монастырская собственность

Феодальные вотчины на Севере появились еще в период новгородской колонизации. В то время угодьями здесь владели как светские феодалы — новгородские бояре, так и духовные — новгородский архиепископ и монастыри. Первоначально речь шла о новгородских обителях, но впоследствии начинают возникать монастыри непосредственно на Севере, и они также получают вотчины в свое распоряжение. После того как Новгород вошел в состав единого Русского государства, владения бояр и новгородских монастырей были конфискованы, однако местные северные монастыри сохранили свои земли и до самой секуляризации5 1764 г. именно монастыри представляли класс феодалов в этом регионе.

Как уже было сказано выше, верховным собственником всех владений являлось государство в лице царя. Любые угодья, в том числе и семужные ловы, принадлежали общине либо монастырю, поскольку владелец имел возможность опираться на благоволение властей.

Фото Алексея Дудкина

Монастыри приобретали угодья самыми разными путями — получали пожалованья от верховной власти, вклады от частных лиц и общин, использовались такие варианты, как покупка, получение по завещанию (духовной), известны случаи прямого захвата угодий с последующим оформлением. Монастыри владели семужными ловами как целиком, так и частично.

Аренда тоней

Нередки были случаи, когда владелец тоней по той или иной причине не мог или не желал сам заниматься выловом рыбы. В таких случаях тоня передавалась в аренду, или, выражаясь языком того времени, «на оброк». В качестве арендодателей выступают самые различные персоналии и организации, от крестьянских общин до крупных монастырей. В распоряжении органов государственной власти также имелись рыболовные угодья, которые предоставлялись на оброк, и полученные средства шли в государеву казну.

Таким же пестрым был и состав арендаторов. Источники упоминают в этом качестве крестьян, купцов (русских и иностранных), посадских людей, представителей православной церкви и государственной власти. После секуляризации 1764 г. аренда стала для монастырей способом сохранения контроля над своими бывшими владениями, перешедшими в государственную собственность. Так, Соловецкий монастырь и после 1764 г. продолжал контролировать Чеботский забор, взяв его на оброк.

В конце XVIII — начале XIX в. большинство семужьих тоней ежегодно сдавались с торгов на сходе общины членам своей же общины или по договоренности — членам соседских общин (Бернштам, 1978). Как правило, тони сдавались на год, иногда — на более долгое время. Например, р. Ковда в 1880-е годы сдавалась в аренду на три года (Сельская…, 1884). Наиболее распространенными были способы распределения участков лова по очереди (околом) или по жребию (жеребьевка), т. е. с ежегодным переходом от одних ловцов к другим. Например, крестьяне Кандалакшского общества ежегодно ставили заборы на реках Нива и Колвица, при этом две трети промышленников-рыбаков ловили на Нивском заборе (одна треть пользовалась забором, другая ловила под ним), а одна треть рыбаков общества ловила у Колвицкого забора. В следующем году трети менялись по очереди (1860-е годы). В верхо вье р. Кемь желающие промышлять семгу на реке собирались в небольшие артели и распределяли пороги по жребию (с. Панозеро, 1910-е годы) (Якобсон, 1914). В с. Поньгама были объединены оба способа перехода. Тони здесь были разделены на две очереди, Воньгскую и Поньгамскую. Ежегодно по очереди каждая половина села получала одну из очередей, все тони своей очереди распределялись между душами путем жеребьевки (1910-е годы) (Якобсон, 1914).

После установления советской власти и до середины 1921 г. все рыбные промыслы страны находились в государственной монополии. Рыбаки организовывались в артели и были обязаны сдавать государству всю пойманную рыбу. Взамен они получали скудный продовольственный паек, а также в мизерном количестве орудия промысла и соль: и того, и другого на Севере катастрофически не хватало. Реформа местной власти и изменение административного деления без учета истории торговых и экономических связей в регионе приводила к крупным ошибкам: так, в 1920 г. жители Терского берега Белого моря остались на зиму без самых необходимых продуктов питания, потому что не смогли вывезти пойманную рыбу к пунктам приема и обменять ее на продукты — они традиционно привыкли вывозить рыбу в Архангельск, а район переподчинили Мурманску.

В период НЭПа бывшие общинные морские и речные тони можно было сдавать в аренду местным жителям на сезон с публичных торгов, этим занимались волостные исполкомы. Половина арендной платы шла на местные нужды, половина в финотдел Уездного исполкома (Глебов, 1926: 12). С началом коллективизации эта практика была отменена, и рыболовные угодья были переданы колхозам.

Отношение поморов к природным ресурсам

Как и многие другие традиционные природопользователи, поморы считали рыбу Божьим даром, который им дан для того, чтобы жить в этих суровых местах, и не считали, что они своим промыслом могут как-то влиять на ее количество. Несомненно, они ставили перед собой задачу выловить как можно больше рыбы. Так, например, известно, что монахи Соловецкого монастыря на р. Выг устанавливали выше по течению от основного забора небольшие «заборцы», задачей которых являлся контроль состояния основного забора — если в этих заборцах обнаруживали лосося, было ясно, что в основном заборе образовались отверстия и он нуждается в срочном ремонте. Если и применялись какие-то правила, ограничивающие лов заборами, то делалось это не в интересах сохранения запасов рыбы, а в интересах людей, живших в верховьях рек и предъявлявших свои права на общие рыбные ресурсы. Так, в 1676 г. Крестно-Онежский монастырь получил предписание от митрополита Новгородского о необходимости оставлять проход для семги в заборе на р. Онега (РГАДА. Ф. 1195. Оп. 3. Д. 198). Косвенно такие меры могли способствовать сохранению стада.

Какие же выводы, важные для сегодняшнего дня, можно сделать на основании изучения истории организации традиционного промысла?

Традиционная организация промысла с преобладанием коллективного пользования рыбными ресурсами и частой сменой пользователей, переделом мест лова и т. п., с одной стороны, способствовала устойчивости промысла. Местные пользователи, как правило, находились под защитой местной власти, людям со стороны было трудно получить доступ к ценному ресурсу. С другой стороны, и на это обращали внимание современники, при такой организации промысла он был вынужден оставаться традиционным — приток капиталов был невозможен, а значит, невозможна была никакая техническая модернизация и повышение эффективности промысла. Взаимоотношения с профессионалами — учеными, консультантами — также оставались проблематичными, рыбаки привыкли полагаться на свои традиционные знания и представления и не нуждались в советах.

Заключение

В этой работе мы рассмотрели возможности, которые дает знание истории промыслов для того, чтобы эффективно управлять лососевыми реками. Конечно, биологические и социальные аспекты требуют совершенно разного отношения и анализа. Знание величин уловов, при условии знания техники лова, позволяет судить о «естественной» численности популяции рыб и таким образом задавать ориентиры при необходимости ее восстановления. Конечно, далеко не всегда в настоящее время возможно восстановление былой численности популяций — осталось не так много рек, которые не подвергались разнообразным антропогенным воздействиям — различным загрязнениям, изменениям русла, плотинами и др. Что-то можно исправить относительно легко, а что-то уже очень трудно.

Что же касается историко-социального аспекта, то, хотя нам и не представляется возможным использовать напрямую системы прошлых взаимоотношений людей с лососем, элементы прошлых систем все же представляют определенный интерес. Не зря все больше внимания сейчас привлекает система ко-менеджмента, когда в управлении природными ресурсами участвуют как законные субъекты управления — местные органы власти, так и представители традиционных народов, проживающих на этой территории, которые хранят свой опыт отношений с природой.

Д. Л. Лайус,
Санкт-Петербургский государственный университет,
Биолого-почвенный факультет, кафедра ихтиологии и гидробиологии
А. И. Алексеева,
Российская академия наук,
Институт океанологии им. П. П. Ширшова, Москва
А. В. Крайковский, Ю. А. Лайус,
Центр экологической и технологической